● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
theo rossi

» имя, возраст: рус. Эмилиано 'Эмис' Санта Круc англ. Emiliano 'Emis' Santa Cruz 35 лет » принадлежность: носитель » профессия: бандит

» способность: шестое чувство » сторона: ренегаты партизанский отряд / боевая группа / разведка » статичное изображение: ссылка

— Прощай, Луна.

Я, виновато опустив глаза, поджимаю губы и понимающе киваю: все же ты прав – это последняя наша встреча в этой жизни. В других мы обязательно встретимся и, возможно, останемся вместе. Но не сейчас.

Мы познакомились много лет назад, когда нас с сестрой прибило к бродячему цирку «Мистик». Тебе в те далекие времена было 16, и именно ты научил меня жонглировать, а потом взял меня в свои акробатические номера, потому что я была младше и легче всех, а еще я тебя слушалась беспрекословно. Даже когда впервые пошла на воровство… не без твоей подачи, конечно. Ты отошел от представлений, став старше, но продолжал кочевать с нами, наводя шороху на каждом новом месте. У тебя появились новые друзья, но обо мне ты не забыл – мы провели вместе полтора года до пожара*, который разделил наши жизни «до» и «после». Ты был для меня всем – ты не только научил меня цирковым трюкам, щипать карманы и метать ножи в цель, но и по-настоящему любить. Жаль, все закончилось слишком быстро.

А пару лет назад мы встретились снова, когда Бюро отправило меня «поближе» к твоей банде. Хотя я сразу их предупредила, что это бесполезная трата времени: ты просто неуловим – твое шестое чувство тебя ни разу не подводило. Они мне не поверили. Зря.

Насколько бы крута я не была, я бы не влилась в ваш «добропорядочный» коллектив, даже имея тесное с тобой знакомство: вы – бандиты – те еще сексисты, если совсем уж на чистоту. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как напроситься на работу барменом в твой бар, где вы постоянно собираетесь, дабы выпить после тяжелого «трудового» дня и дела свои насущные обсудить. Помимо моих очевидных плюсов ты знал, что я прекрасно владею испанским, что было тебе только на руку, да и, когда я приложила нож к горлу одного из твоих ребят за домогательства, ты увидел, что мой характер никуда не пропал… Ну, или появились «яйца», как выразился другой.

Ты никогда не просил меня о помощи, но я не гнушалась ненавязчиво совать нос в твои дела, раздавая советы «со стороны», и поднимать настроение, рассказывая байки из своей реальной (да-да, ты знаешь гораздо больше обо мне настоящей, чем думаешь) жизни. С моей подачи в баре появилась громадная аптечка, которую я только и успевала пополнять необходимым, а с твоей подачи в моем доме – дробовик. Я трясущимися руками штопала твои раны, а ты провожал меня после смены домой, несмотря на то, что «Эмильяно, я – большая девочка, справлюсь». И как бы ясно перед моими глазами не стояла картина жизни моего друга, который заигрался в чужой жизни и расплачивается за это до сих пор; как бы ясен для меня не был мой долг специального агента, я не смогла удержаться… И время полетело вспять – мы снова были вместе, как 13 лет назад.

А потом все уверенно пошло к чертям. Ты задумался о наличии «крысы» в коллективе, а я уже хотела сворачиваться и бежать, пока ты не похоронил меня на заднем дворе своего дома. Ты бы, наверняка, смог. Мне так казалось. Но, даже узнав, что я – агент ФБР (от меня лично, и нет, я не самоубийца, хотя очень даже похожа), вместо расправы надо мной ты обвинил одного из своих людей в том, чего тот никогда не совершал, и отдал его другим на растерзание. Было ли мне стыдно? Очень. Жалко ли его было? Ничуть. Впрочем, тебе тоже – он совершил кучу других мерзких поступков во вред всей вашей честной компании. Но суть не в этом.

Ты закрыл меня своей широкой спиной, а я воткнула в нее мачете.

— Прощай, Эми.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
* - цитата из анкеты:

Я не отрицаю – мы делали некоторые вещи, выходящие за рамки уголовного кодекса, но никогда не думала, что в своей ненависти и мести люди смогут зайти так далеко. Мы были на гастролях в Мэриленде, и перед самим рассветом место нашей стоянки охватил огонь. Многие, как и мы с сестрой, оказались заперты в своих трейлерах, а кто смог выбраться с помощью своих способностей – просто пропал.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
Прекрасная женщина ищет прекрасного мужчину для создания семьи драматичного романа в перерывах между военными действиями. Драматичного хотя бы потому, что Эмис был жестоко обманут коварной пигалицей Луной, а он ведь ей так доверял. Но я верю, что он ее простит (если не сделал этого еще в тот момент, когда отпустил, и сто раз пожалел об этом), потому что она же – женщина мечты. Поле для развития отношений – не паханое, как и для экскурса в теплое совместное прошлое, которое оставило заметный след на судьбах обоих.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
Итак, Луна – классная, Эмис – суперклассный, а вместе они, вообще, огонь.

Но проблема в том, что я не умею писать финальную речь-замануху… от слова «совсем», поэтому просто приходите. Я открыта для диалога, не кусаюсь и, говорят, не менее классная, чем Луна. Честно.

Конкретики в общем описании почти нет, ибо все для людей – дополняйте, развивайте, хольте-лелейте, а я помогу, чем смогу: постами, графикой ху ноуз?, вдохновением и жужжанием в личке, скупе или где там мы еще сойдемся.

Единственное – мне бы очень хотелось посмотреть на пример игры, чтобы иметь представление о том, сойдемся ли мы в постописании или нет.

В общем, договорились, да?

[ п р и м е р    п о с т а ]

Если бы кто-то наблюдал за ней, его бы стошнило от приторной слащавости ситуации.

Луна Розетти сидела на подоконнике и смотрела в окно, а луна на небе периодически выглядывала из-за туч, присматривая за девушкой – все ли у нее в порядке. На другом конце подоконника лежала начатая пачка сигарет, одна из которых дымилась в ее тонкой руке. Слезы, вопреки ожиданиям, текли не по точеному лицу блондинки, а по стеклу в виде дождя. Она была задумчива и загадочна в кромешной темноте этой комнаты.

Со стороны могло бы показаться, что молодая женщина ждет своего нерадивого супруга, который сказал, что задержался на работе, а в итоге от него будет пахнуть женскими духами, и однажды она обязательно обнаружит на его белоснежной рубашке следы ярко-красной помады, которая будет очередной пощечиной их семейной жизни. Но нет. На подоконнике восседал агент ФБР и за сигаретой подумывал, насколько далеко ее коллега зашел в своих попытках влиться в общество преступников и отвести от себя все возможные подозрения. Сигареты и кофе – это, вообще, дар Божий для всея братства борцов с преступностью. Как люди живут без этого? Как сохраняют свои нервы? И хрен с ними, с нервами, они и так ни к черту, но рассудок?..

Она вздрогнула, услышав, как в замке повернулся ключ, и, признаться, уже и не ждала полуночных «гостей», ведь привыкла засыпать в одиночестве в огромной квартире. Пока Чейс копошился в коридоре, блондинка потушила очередную сигарету в пепельнице и бесшумно спустилась с подоконника на пол, который оказался внезапно холоднее, чем она предполагала. Выругавшись про себя, она последовала на кухню, откуда уже донеслись звуки работающей кофеварки, а чуть погодя – и разбивающейся о пол чашки.

Уже стоя в дверях кухни, Луна едва слышно тяжело вздохнула и закатила глаза. Это просто Монахан. Тут уже нельзя ничего поделать – нужно просто смириться с ситуацией; понять и простить. Она, молча, наблюдала, как он собирает осколки и разговаривает сам с собой, и ждала, когда он, наконец, заметит ее присутствие. И чудо-таки свершилось.   

— Серьезно? – наконец, протягивает она, отталкиваясь о дверной косяк, чтобы присесть напротив Чейса и выпить этот кофе, который напарник так любезно разливал, рассчитывая и на нее тоже – то ли из чувства собственной вины, то ли из побуждений дружбы-партнерства-вежливости (нужное подчеркнуть). И плевать, что далеко за полночь – ФБР не пьет кофе только, когда спит, а спит ФБР редко. Поэтому… — Спасибо. Ты и мертвого поднимешь, но, если тебя это беспокоит, могу утешить – покой нам только снится.

Несколько секунд девушка смотрела на Чейса в упор, но, осекшись, потянулась за приготовленным кофе:
— Как дела у наших лучших друзей? – Луна сделала глоток, осознала собственную глупость, обжегшись, и отставила чашку, откинувшись в жесткие объятия стула. — Как там Джонас?

Блондинка не утруждала себя слежкой за собственной мимикой. Она бы и рада скорчить в очередной раз совершенно беспристрастное лицо, однако… Однако, отлицедействовавшись днем, Луна Розетти, откровенно говоря, задолбалась делать вид, что все в полнейшем порядке. Да и мышцы этого совершенного лица тоже просили заслуженный отдых. После минутной паузы девушка все же задала свой главный вопрос:

— Как Джеки? – и, навалившись на стол, подперев рукой щеку, замерла в ожидании очередной порции сказок на ночь из серии «Это просто работа». Ее любимая серия, к слову.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
elle fanning

» имя, возраст: Ханна Абрамс, 23 года » принадлежность: Носитель » профессия: До начала войны Ханна была студенткой одного из университетов Аризоны. Нынешняя занятость на ваше усмотрение (читайте ниже, есть нюансы)

» способность: Иллюзия счастья » сторона: Ренегаты » статичное изображение: ссылка

Всё, что не о тебе - писалось не под стрелой.
Девочка, не робей, выбери ближний бой,
выбери с ближним бой - он-то ведь смог понять,
всё, что не о тебе - надобно изменять.

У Ханны тогда волосы были такого жуткого мышиного цвета, свисали на лицо будто грязная пряжа, и она совсем не пользовалась косметикой, хотя все ее четырнадцатилетние одноклассницы постоянно подкрашивали губы и ресницы. Я думал, что это был дух бунтарства — Ханна ходила в католическую школу святой Розы, воспитанницам там запрещалось не только брать в руки пудреницу, но еще и красить и завивать волосы, делать маникюр и носить колготки в сеточку. Школа эта была только для девочек, и Ханна ее ненавидела, а я даже ни разу не вошел внутрь, потому что никого, кроме учениц и их родителей туда не пропускали — монашки у них были похожи на пингвинов, и им было наплевать, что я родной брат Ханны, первый и последний, кому на нее не наплевать.
У нее не было вариантов, потому что школа святой Розы оставалась единственным местом, где Ханна могла учиться бесплатно. Мне по той же причине приходилось ездить в муниципальную школу имени Клиффа Стивенсона, какого-то мецената-искусствоведа, и это занимало добрых сорок минут, в то время как Ханна могла ходить пешком за десять. Но я никогда ей не завидовал, уж лучше полукриминальный “клифф” с вонючими туалетами и постоянно бьющимися окнами, чем аскетичная “роза”, где порядок ставили во главу угла.
В общем, Ханне там не нравилось, и в тот день мы придумали план, связанный с социальными выплатами неполным семьям. Наша семья, видите ли, была полной — это папаша-пьяница и безработная мать, которая трижды в неделю ходила убираться на Рамона-стрит в коттедж к миссис Рейтон. Все, что она с этого имела, тратилось на еду и выпивку отца, частенько у нас отключали электричество, потому что мы подолгу не оплачивали счета, ну и вообще эта жизнь не была сладкой.
— Ты уверена? — я у нее спрашивал раз три, может и больше, и у нее были такие глаза, огромные, как будто она где-то не здесь.
— Быстрее давай, пока папа не проснулся.
Было как раз утро субботы, он только-только зашел домой — кабаки его, все до единого, уже были закрыты, и он доплелся сюда по соседним улицам, уворачиваясь от велосипедистов и сквернословя на каждом шагу, чтобы сбросить обувь и рухнуть на прокуренный диван в гостиной.
Я тогда кивнул и ударил.
На моих ногах были отцовские старые армейские ботинки, больше на три размера, грязные и с налипшими комьями песка в двух местах. Рука Ханны держалась ладонью за верхнюю ступень крыльца, сама она сидела на корточках рядом: как сейчас помню — белая, с этими ее мышиными волосами, с закушенной губой и очень сосредоточенным взглядом. Почти полная моя копия, родившаяся четырьмя минутами раньше меня.
Я ударил по сгибу ее локтя, там противно хрустнуло, и Ханна взвыла от боли, упала на спину и начала рыдать, прижимая согнутую под ненормальным углом руку к себе. У меня оставалось меньше минуты на то, чтобы сбросить с ног ботинки, поставить их рядом с диваном, где по-прежнtму ворочался в пьяном сне отец, и выбежать обратно с телефоном в руках.
А дальше просто — полиция, скорая, отца увезли в колонию куда-то в Юту, матери подняли социальные выплаты, Ханна два месяца проходила в гипсе и никому ни слова не сказала. Уверен, молчит до сих пор.

Как и у большинства близнецов, у нас с Ханной очень много общего. Общее детство, общая память, общие увлечения - те, что были когда-то. В дошкольном возрасте мы огромное количество времени проводили вместе. Школа немного разлучила нас - Ханна ходила в одну, я в другую, но у нас все равно не было никого ближе друг друга. И мы, наверное, были немного странными. К примеру, идея сломать Ханне руку и сделать вид, будто это вина отца - ее мысль. Я - всего лишь исполнитель. Ханна всегда была немного умнее, но я никогда ей не завидовал.
Мы делились практически всем. Любыми мыслями, страхами, планами. Были, правда, запретные темы: к примеру, если мне нравилась какая-нибудь девочка, я никогда не говорил об этом Ханне, чтобы она не ревновала. Потому что я на ее месте ревновал бы очень сильно, но об этом тоже стоило молчать. И вообще, чем старше мы становились, тем больше между нами проявлялась разница. У нас не было той мистической связи, которую приписывают всем близнецам, мы были просто брат и сестра, которые любили друг друга, потому что больше нам любить некого. Отец в колонии, мать постоянно занята – старается быть хорошим родителем, чтобы мы ни в чем не нуждались, все такое. У нас были только мы, и еще целый мир.

Надо смелей, вперед, в омут – не по плечо,
хватит учиться жить, лекции – ни о чем.
Сколько ещё весны в венах с собой таскать?
Всё, что не о тебе – вынуть, перечитать.
Мы родились в Калифорнии, город Пасадена. И уехали оттуда в Аризону после школьных выпускных для того, чтобы там продолжить обучение. Мать боялась возвращения отца из колонии, и это был единственный ее вариант.
Аризона нам понравилась. Там было почти так же, как и в Калифорнии, только без приятелей и друзей. Мы снова стали сближаться, но поступать нужно было в разные учебные заведения, и мы оба знали, что совсем скоро наши жизненные пути разойдутся сильнее, чем когда бы то ни было. И, возможно, они не сойдутся снова.
Так и вышло. У меня начались проблемы со способностью, когда у Ханны она еще не проявила себя. Я пытался не посвящать в это дело сестру, потому что у нее были другие заботы: Ханна, в отличие от меня, все-таки поступила в колледж и должна была учиться. Я провел в Аризоне еще почти год, и потом уехал обратно в нашу родную Пасадену, чтобы продолжать обучение там. Так было безопаснее для Ханны – может быть, в этом крылась настоящая причина.
Мы тесно общались, пока жили в соседних штатах. По телефону, по интернету. По-прежнему делились всем, кроме того, что можно было назвать личной жизнью – тема оставалась под тем же запретом, что и с самого начала. Вернее, это Ханна рассказывала мне все. Я скрывал от нее гораздо большее, именно поэтому для Ханны стала сюрпризом новость о том, что ее брат убил семьдесят три человека за пять минут, хотя всего лишь парой часов назад строил с ней совместные планы на следующий уик-энд.

Просто Ты теперь - всегда впереди, хотя бы на шаг.
Со своей спиной стальной, с усталостью от той мысли, что не со мной.
И мне трудно разучиваться дышать.
И там, где заканчивается душа,
Начинаешься Ты.
В последний раз мы виделись на суде. Только виделись – нам не разрешено было даже словом перемолвиться. Ханна этого и не хотела, она ни разу не посмотрела мне в лицо. Я не знаю, что она испытывала на самом деле, я не знаю, как она себя чувствовала. Я запомнил ее, сидящей на втором ряду, с собранными в хвост волосами – и это все.

Дорогая моя! Я истратил себя на других.
Некрасиво, невычурно, медленно – это искусство.
Понимаешь ли, что-то бывает важнее чем чувства,
Дорогая моя! Отвечай мне касательным в дых.
У нашей матери наверняка была истерика. Она кляла себя, она открещивалась от меня, она трясла Ханну за плечи и требовала никогда больше обо мне не вспоминать. Это был ад наяву, и именно тогда наконец проявилась способность Ханны. Иллюзия счастья – усилие, и у матери все хорошо, а у тебя, дорогая моя, привкус горечи во рту, потому что твоя способность на тебя не подействовала. Ханна видела, как улучшается состояние матери, как она приходит в норму с помощью этой способности, и ни за что не хотела говорить, в чем тут причина. Мать нужно было беречь, верно? Осталась только она.
Время двигалось. Ханна не думала, что еще когда-то меня увидит. Она пыталась жить так, словно все еще впереди. Она старалась меня не ненавидеть, забыть меня – но писала мне письма, отправляла их, зная, что они все равно не дойдут: слишком строгий контроль. Ханна была одна против всего мира, и весь мир мог быть счастлив, если бы она захотела – кроме нее самой. Из-за этого Ханна много плакала.
Она закончила колледж, когда волнения в штатах – а затем и в целом мире – стали опасно сильными. Потом прогремели печально известные теперь катастрофы. Потом началась война. Ханна продолжала жить в Аризоне вместе с матерью, пыталась делать хоть что-то, чтобы не опускать руки.
Ханна существовала, выживала, жила, пока за ней не явились.

Девочка знает-сама-что-всегда-права.
И за каждым финальным шагом - всегда провал.
И она признается - год уже, как мертва.
Каждым вечером – голову на плечо:
«Я – на обезболивающих.
А ты на чем?»

Итак, Ханна. Читаешь это внимательно, Ханна?
Это не твоя война, но тебе придется принять в ней участие, потому что у тебя есть брат, который так за тебя решил.
Видишь ли, Ханна, я слишком сильно люблю тебя. У нас не было такой связи до того, как нас разлучили, но я познал ее в тюрьме, в одиночной камере, где все, что я делал – это читал, разговаривал с тобой и писал тебе письма, которые потом читали другие люди, подшивали в папки и никогда даже не думали тебе отправить. Ханна, я так сильно полюбил тебя в этой тюрьме, что сейчас ты – моя жизнь и мой бог. У меня нет ничего, кроме тебя, и меня самого без тебя не существует.
Из тюрьмы я сбежал, Ханна. Я пытался добраться до тебя, но у меня ничего не получилось, и потому я должен был связаться с ренегатами. Должен был быть хорошим парнем, полезным парнем, чтоб кто-то из них согласился помочь мне тебя найти. И они найдут тебя, Ханна. Они нашли тебя.
Однажды к тебе явятся, Ханна. Прямо в твой дом. Явятся и спросят, не соскучилась ли ты по Блейку. Мне кажется, я знаю, что ты должна ответить.
Может быть, ты ненавидишь меня. Ты должна меня ненавидеть – я бросил тебя на четыре дьявольски тяжелых года. Я бросил тебя, и началась война. Я бросил тебя, ты осталась совсем одна, одна против всех. Я бросил тебя, но это помогло мне понять, как сильно я тебя люблю. И я – слышишь, Ханна?! – готов сделать все, чтобы ты меня простила.

Это ни в коем случае не инцест.
Ханна – самый важный в жизни Блейка человек. И очень важный персонаж для меня, как для игрока. Мне кажется, я знаю Ханну больше, чем самого себя, и люблю ее уж точно больше. Так что я готов много и вкусно обсуждать этого персонажа с тем, кто им заинтересуется (к слову, я не против, если это будет чья-то вторая роль).
Главное для вас – не бояться менять персонажа. У меня есть не то чтобы она – а ощущение от нее. То, как Блейк ее воспринимает – это по большей части он сам, а не Ханна, то есть, его воображение и все такое. В тюрьме Блейк самую малость двинулся умом, и идолизировал Ханну для себя, потому Ханна Блейка и Ханна настоящая – две разные фигуры. Но, конечно, совсем непохожими они быть не могут.
Чуть более конкретно по требованиям: посты не меньше 4 000 символов, от третьего лица. Я пишу не очень часто, но отнюдь не редко. Практически не флужу, но за Ханной побегу повсюду, куда она скажет, честное слово.
Настроен на длительный и основательный поиск. Повторюсь – это очень важный и очень любимый персонаж.

[ п р и м е р    п о с т а ]

Когда закончилась первая неделя, которую Блейк провел в штабе ренегатов, он почувствовал себя увереннее и перестал нервничать так сильно, как в начале. Теперь, по крайней мере, было ясно, что обратно в клетку его не запрут – никакой конкретной информации пока что не давали, но по оговоркам и наводящим вопросам Блейк сделал вывод, что его засунут куда-нибудь подальше от штаба, чтобы там он либо явил миру подвиг, либо героически погиб от взрыва, не удостоившись даже личной пули. Второй вариант выглядел намного правдоподобнее, одно утешало – никто не собирался отправлять Блейка на войну прямо сейчас. Даты не называли, но зато имелись все основания подозревать, что как минимум месяц у него есть.
Ренегаты не все еще вытащили из его мозгов, Блейк это чувствовал, потому каждодневные встречи с кем-нибудь из них перестали его удивлять. Обычно это были разные люди, многие скрывали свои имена, но некоторые казались вполне дружески настроенными – то ли на самом деле, то ли выбрали такую тактику. Подробности Блейка не волновали. Его вообще мало что волновало кроме перспективы встретиться с коллегой одного из первых дознавателей. С тем самым человеком, который рано или поздно должен будет стереть Блейку изрядный кусок памяти.
Об этом обмолвилось еще несколько людей, так что никаких оснований думать, будто его просто запугивают, не было. Блейк пытался примириться с собственной участью, но это было намного сложнее: в свои девятнадцать он в разы легче принял новость о пожизненном. Нелогично было так переживать из-за той процедуры, которую проходит большинство покидающих штаб надолго ренегатов, но Блейк не верил этим людям, и уж тем более не доверял.
Основная проблема была в том, что Блейк уже многим успел двинуть свои мысли насчет Ханны и своеобразного бартера, с ней связанного. Теперь ему казалось, что это было сделано зря, и что ренегатам легче будет выпилить Ханну из воспоминаний, чем как-нибудь на ее счет заморачиваться. А что, если они решат стереть то, что отвечает за контроль способности, уменье ею пользоваться? В два счета Блейк может оказаться без главного своего оружия, и будет походить на беспомощного – и беспамятного – ребенка! А уж если носитель с «манипулированием памяти» способен не только убрать одно, но и заменить его чем-то другим – тогда у Блейка вообще нет шансов.
Все это он обдумывал каждую ночь, в те часы, когда считал, что никто за ним не наблюдает и не читает его мыслей. Паранойя изрядно потрясла его нервы, так что он постоянно чувствовал на себе чужие взгляды и замечал что-то странное в голове, не зная, кажется ему это или нет. Но избавиться от мыслей невозможно, и Блейк в конце концов выработал кое-какой план. Он был простым и незамысловатым, потому что Абрамс не располагал никакими средствами, кроме себя самого. Больше всего ему не хотелось забывать Ханну, и поэтому одним утром, только-только проснувшись, Блейк острым огрызком ногтя на указательном пальце правой руки выцарапал ее имя у себя на  левом предплечье. Процесс оказался не из приятных – ему нужны были не просто царапины, а хотя бы неглубокие шрамы, чтобы имя осталось надолго, и потому времени на «Ханну» он потратил изрядно, перепачкав все, что было поблизости, крошечными капельками собственной крови. В результате у него получилась кривоватая непривлекательная надпись «Hannah twin» - меньше, чем хотелось бы запомнить, но хоть какая-то зацепка.
Рукав кофты полностью скрывал эту надпись, но Блейк не рассчитывал на то, что никто о ней не узнает, потому что все следы крови на одежде уничтожить ему не удалось, да и из-за постоянно саднящей боли в предплечье он то и дело возвращался к этому мысленно.
Но так или иначе – сделав это, Блейк впервые почувствовал себя спокойным. Царапины немного заживут, тогда можно будет повторить всю процедуру еще раз, а потом еще и еще, столько, сколько это понадобится.

Блейк уже настроился на очередное получасовое ожидание в одиночестве, когда она вошла. Строгий костюм, темные волосы, спина такая ровная, что сразу ясно – при исполнении.
- А в этот раз вы быстро, - Блейк не ожидал, что придется общаться с женщинами тоже, и старался не особенно пристально ее разглядывать, но смотреть в допросной было больше не на что. Это помещение Абрамс хорошо успел изучить за прошедшую неделю, настолько, что даже зеркало перестало сколько-нибудь его интересовать. Если с той стороны за ним наблюдать еще не устали, то он от этого уж точно устал. – Я даже не заскучал.
Она представилась по имени, и Блейк сел на стуле ровнее, ненадолго даже забыв о пульсирующей боли в руке. До этого никто сразу не называл ему имени – разве что когда он сам спрашивал: этих людей Абрамс не понимал, но уже успел привыкнуть, именно поэтому Марджери заставила его удивленно поднять бровь. И, кроме этого, задуматься, не потому ли она ничего не скрывает, что отлично знает, какую часть информации в свое время нужно будет стирать.
Блейк оглядел ее еще раз, но во внешнем виде никаких подсказок не крылось. В небольшой мере она была похожа на его мать, но никаких теплых дружеских чувств у Блейка из-за этого мнимого сходства не возникло. Он попытался прикинуть ее возраст: определенно старше большинства, с кем он успел пообщаться, но сколько конкретно – вопрос. Впрочем, это не было важным, Блейк всегда лучше находил общий язык со взрослыми людьми, чем со своими ровесниками.
Пока Блейк подмечал мелкие детали ее внешности и голоса, женщина продолжала говорить что-то о его личности да правах: тоже явление необычное, разговор с ним тут всегда строился иначе. Именно поэтому Блейк перебил:
- Бросьте, мисс, я свои права прекрасно знаю, - Их попросту не существует. – Вы этим пытаетесь от чего-то меня отвлечь? Отвлекаюсь я запросто. Вот, уже отвлекся. Давайте лучше время не тянуть, а сразу к делу перейдем. Я уже заранее готов на все ваши вопросы обширно отвечать, только сперва ответьте вы мне – какая у вас способность? Ничего особенного, просто хочется быть в курсе.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
jaimie alexander

» имя, возраст: Саманта "Сэм" Хант, 32. » принадлежность: Носитель. » профессия: Старший агент ФБР, криминальный следственный отдел (CID). Сейчас входит в состав боевой группы.

» способность: На выбор. » сторона: Ренегаты. » статичное изображение: ссылка.

Саманта родилась в семье Сары и Джеймса Хантов, врача-педиатра и офицера полиции. Адаму тогда уже исполнилось четырнадцать, отчасти, поэтому он не превратился в кошмар для сестры, а стал замечательным старшим братом. Саманта с малых лет была очень активной и боевой девчушкой, в отличие от более сдержанного и спокойного брата, тем не менее, они замечательно ладили. Чем взрослее становился Адам, тем более занятым он становился и меньше виделся с семьей, особенно в период его учебы в колледже. И каждый его визит был для малышки чуть ли не праздником.
В школе Саманта преуспевала в начальных классах, позже показатели немного снизились, она оставалась хорошисткой, была все также умна, просто ее больше увлек спорт. С планами на жизнь она определилась довольно рано, решив пойти по стопам отца и брата, скорее даже больше брата. Мать совсем не радовало, что все члены ее семьи решили посвятить себя столь опасной работе, и пыталась отговорить хотя бы дочь, но та ни в какую не поддавалась. Был период, когда Саманта бунтовала, впрочем, далеко за рамки благоразумия не уходила никогда.
Окончив школу она, как и собиралась, пошла по стопам брата - колледж, полицейская академия, патруль, работа в участке, а потом и академия ФБР. Адам всегда поддерживал ее, хотя не раз заводил разговор об альтернативных вариантах жизненного пути, но никогда не пытался давить или отговаривать. Она попала в криминальный следственный отдела и на этом повторение пути брата закончилось, в отдел по контртерроризму она не стремилась.
С началом войны Адам увез свою жену и детей в поисках безопасного убежища. Он пытался найти и Саманту, но не смог. Хаос, охвативший мир, разделил их. Позже, когда Адам попал в разведгруппу ренегатов, он отыскал сестру и привел в штаб. В ее взглядах он был уверен, как в самом себе, она полностью поддерживала идеи ренегатов, и проверки это доказали. Сейчас она действует в боевой группе.

Адам и Саманта брат и сестра, по-настоящему близкие и любящие друг друга люди. У них никогда не было конфликтов между собой, как раньше, так и сейчас. Как и в ФБР, они состоят в разных отделах, чья деятельность пересекается.

Основную мысль я попытался вложить в текст выше. Обсуждать и развивать ее будем уже в личной беседе. Сверхактивности и постов подобных простыне я не требую. Все обсуждаемо.

[ п р и м е р    п о с т а ]

Любой пост Вашего авторства или выдержка из анкеты для ознакомления.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
stephanie corneliussen.

» имя, возраст: придумаем вместе, 'кей? (все равно рано ли поздно станешь Линдстром), 26-27 лет. » принадлежность: человек. » профессия: менеджер а банке.

» способность: --- » сторона: вигилант. » статичное изображение: ссылка.

Ты родилась в Копенгагене, в подростковом возрасте несколько лет жила в Бремене с матерью, пока отец пропадал в командировках. Вернувшись обратно в Данию, ты закончила школу довольно... неплохо. Помню, как ты с упоением рассказывала, что тебе не хватило двух баллов до сдачи экзамена по математике, из-за чего пришлось пересдавать его.
Мне показалось это забавным, ведь сама по себе ты девушка умная, работала в банке, а в школе умудрилась почти завалить математику. Однако женщины - натуры крайне непредсказуемые.
Оказалась в Америке из-за отца, который поехал в очередную командировку, а ты увязалась с ним.
На самом деле, для меня ты прекрасная девушка, поэтому даже словами не описать, насколько я счастлив, что рядом со мной именно ты.
Твой характер нельзя описать однозначно. Он будто сплетен из тысячи нитей, которые каким-то образом, да все равно противоречат друг другу. Еще я заметил, что ты слаба перед эмоциональной атакой. Ты способна выстоять любые физические побои и/или стычки, но стоит тебе что-то неосторожно сказать, ты можешь сразу кинуться в слезы или закрыться в себе на какое-то время. Благо дело, все это быстро проходит, и жизнь возвращается на круги своя. Честно говоря, ты самая неординарная девушка, которую я только знаю. Ты всегда знаешь, как вести себя в той или иной ситуации. Но при этом ты легка на подъем, не зацикливаешься на мелочах. И меня в тебе восхищает, пожалуй, все. Сколько бы я не пытался узнать, все равно каждый раз я открываю для себя что-то новое.

Для меня ты словно цветок. Простой, но такой чарующий. Цветок, за которым хочется следить и ухаживать.
Мы познакомились за полтора года до объявления войны на одной из вечеринок, на которую, если честно, я не помню, кто конкретно меня затащил. Я вообще порой с трудом разбираюсь, что происходит вокруг меня. Ты ворвалась в мою жизнь как ураган, будто заявив на меня свои права и решив непременно остаться. Тебе всегда было интересно, сколько я буду "притворяться" (а ты думала, что моя постоянная "занятость" - вредность и попытка оттолкнуть тебя от себя). Ты будто не замечала, что я такой абсолютно со всеми, что у меня действительно всегда много работы. Ты приходила ко мне в офис, просто чтобы увидеться и спросить, хорошо ли я спал ночью. Ты никогда не любила звонить, зато обожала встречаться лично. Я сам не заметил, как стал ждать тебя каждый день ровно час дня с ароматным кофе и твоими любимыми круассанами с шоколадом. не заметил, как привязался к тебе.
И даже сейчас, будучи на войне, ты все равно находишься рядом со мной. Ты, пожалуй, единственный человек, который вселяет в меня веру в лучшее будущее.

Особых требований у меня нет. Лишь одно, которое обязательно должно исполняться. Мне важно, чтобы персонаж соответствовал тому характеру, который будет прописан в анкете. Я терпеть не могу, когда сначала пишут одно, а в постах потом начинается полная белиберда, которая никак не относится к анкете.
В плане биографии ты вольна делать все, что тебе вздумается. Не люблю ограничивать в этом.
Связаться со мной можно через гостевую или в ICQ — 633503762
За сим все.
Жду тебя с кофе и печеньем. ~

[ п р и м е р    п о с т а ]

- Эй, Чонсок, сколько тебе сегодня? Двадцать пять? Да-а, ты уже совсем взрослый,[/b] - тихо смеется далекий голос, и слышатся едва уловимые нотки издевки и сарказма. - А чего ты достиг за годы? Твои ровесники сейчас уже имеют престижную работу, женятся, а ты чего добился? Правильно, Ли Чонсок, ничего. Твоя жизнь пуста, как и ты сам! Ты пустышка.
Голос в голове переходит с шепота на крик. Кричит так неистово, смеется над беспомощностью Чонсока, заставляя его самого жмуриться и чуть ли не плакать от столь острых, как ножи, но столь правдивых слов.
- Что, не нравится правда? А тебе не говорили, что истина всегда горька? Да ты в свои двадцать пять можешь гордиться лишь тем, что с наркотой завязал, тряпка! Что еще ты сделал хорошего? Помирился с сестрой? Да она до сих пор тебя ненавидит за то, что ей говорил. Снова связался с плохой компанией? И что ты будешь делать потом, когда они тебя кинут, безмозглый идиот?

- Чонсок.., - шепчет сбоку приятный женский голос, а на плечо парня ложится легкая ладонь, - проснись.
До самого Ли не сразу доходит, что голос принадлежит его младшей сестре, которая будит его каждое утро. И сегодняшний день не стал исключением. Ведь сегодня его День рождения. Его праздник, который он снова проведет вне дома. Поэтому родные стараются поскорее поздравить его утром, чтобы снять с себя этот груз.
- Тебе снова снился кошмар? - интересуется девушка и садится на край кровати Чонсока и почти невесомо поглаживает старшего брата по плечу. Ли приоткрывает глаза и смотрит в потолок - переводит взгляд на сестру он не решается. Она сразу начнет задавать слишком много вопросов: что было? почему? как? из-за чего с тобой это происходит?
И если бы только Ли сам знал ответы на эти бесконечные вопросы. Он мучается с ночными ужасами с семнадцати лет. С того момента, как в его жизни произошел переломный момент. А сны стали последствиями этого жизненного витка, отголосками темного прошлого.
Чонсок прокручивает в голове все, что ему говорил этот таинственный голос, и его аж передергивает. Мысли путаются, а взгляд бегает по потолку и стенам, но на родную сестру он все равно боится смотреть. Он старается делать вид, что все нормально, что это обычные дело, но глаза выдают любого. И Чонсок никогда не был исключением. Его глаза по истине можно назвать зеркалами души. В них видно все: переживания, страхи, боль. И ни одной положительной эмоции. Чудно, правда?

Не строй из себя героя, Чонсок.

А он никогда и был этим самым героем. Он был обычным парнем, который совершал десятки ошибок за день, а потом старался вылезти из всего этого дерьма. Признаться честно, со временем он настолько наловчился делать это, что зачастую выходил сухим из воды. Точнее, из этого самого дерьма, в котором чуть ли не тонула его жизнь с самого детства.
Отношения в семье были натянутыми, в школе и того хуже. Поэтому он всегда хотел найти свой лучик света, который освещал бы ему путь в бесконечной пучине ночных кошмаров. И если бы эти ужасы были только во снах...

Чонсок чувствовал, что его двадцать пятый День рождения станет особенным. Где-то подсознательно он надеялся и верил, что именно в этот день произойдет что-то особенное. Если уж он не напьется до потери пульса, а утром проснется в больнице или встретит свое будущее солнце, то в Землю точно врежется метеорит и разнесет планету ко всем херам.
Юноша повернул голову и наконец заглянул в теплые глаза сестры, которая выглядела обеспокоенной, хоть и старалась улыбаться.
- Со мной все хорошо, - уголками губ улыбается старший брат, заставляя все страхи девушки моментально развеяться. - А вот где мои подарки, мне до сих пор не ясно!
Девушка тут же хлопает в ладоши и вскакивает с кровати, после чего убегает в другую комнату и обещается совсем скоро вернуться с целой горой подарочный пакетов. Чонсок же лениво садится на кровати и свешивает с нее ноги, почесывая затылок. Смотрит в свое отражение в зеркале, невольно качает головой, глядя на глубокие синяки под глазами и обещает самому себе записаться на сеанс ко врачу. Может, специалист поможет избавиться Ли от ночных ужасов и надоедливого голоса в голове.

Ты шизофреник, Ли Чонсок. С Днем рождения.

Как и ожидалось, весь день Чонсок провел за пределами дома, в котором жил уже две недели. Что-то его торкнуло пожить некоторое время с семьей - и не понятно, что именно. Однако где-то в подсознании он понимал, что просто боялся оставаться наедине со своими голосами в голове, которые особенно часто навещали его как раз перед Его днем.
Довольно своеобразный и неприятный подарок, если вообще можно так сказать. Такого бы подарка Чонсок даже своему врагу не подарил бы.

Сидя на скамейке в парке и глядя на ранне-осеннее голубое небо, чувствуя, как кожу обдает приятный ветерок, Ли невольно вспоминает каждый свой День рождения год за годом. Особенно отчетливо он помнит их, начиная с семнадцати лет.  Однако раздумья его прерывает звонок телефона, который возвращает парня в реальность, заставляя вздрагивать от неожиданности.
- Бро, некогда объяснять, тут туса намечается, сейчас кину адрес, обязательно приходи! - торопливо чуть ли не кричит знакомый голос одного знакомого, после чего звонок обрывает. Чонсок тяжело выдыхает, пытаясь придумать для себя причину, по которой он мог бы не пойти на эту "тусу", где он сто процентов будет знать только одного человека. И Ли понимает, что таких причин он придумать не может. В конце концов, его ничто не останавливает. Телефон брякнул еще раз и, глянув адрес, парень поднялся со скамьи, накинул куртку на плечи и медленным шагом направился туда, где его никто не ждал. "Иду", - быстро набрал он и отправил сообщение.

Обстановка ничем не отличалась от той, что обычно бывает на таких мероприятиях. Кругом шум, стук бутылок, невнятные разговоры, плотные облака дыма. Ли даже был почти уверен, что где-нибудь в туалете сейчас сидит торчок с иглой в вене и кайфует, будучи в почти бессознательном состоянии.
Чонсок триста пятьдесят раз порадовался, что у нет с собой ничего, кроме телефона, который он потерять вряд ли сможет. Почему? Потому что он задрот, который сидит в нем чуть ли не постоянно. Даже если он ничего не делает, он все равно обязательно будет держать его в руке. Некоторые говорят, что гаджет скоро прирастет к руке парня.
Ли протолкнулся сквозь толпу к окну и, схватив на ходу кальян, который стоял без дела (бывает же такое!), уселся на подоконнике, поджав по себя ноги. Сделав глубокую затяжку, заполняя дымом все легкие, он осмотрелся по сторонам. Взгляд его привлекла шумная компания, которая пришла явно раньше него. Двое непримечательных парней вились вокруг третьего и травили какие-то шуточки, которые Чонсок улавливал лишь краем уха. Не сказать, что третий тоже чем-то от них отличался, но внешность его была необычной. А еще у него были просто охеренные рукава. Ли всегда был падок на татуировки. А на качественные он и вовсе молиться мог.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
tom holland

» имя, возраст: Jake Henderson | Джейк Хендерсон Имя и фамилию можно заменить ~ 19 лет » принадлежность: Носитель. » профессия: Должность на ваш выбор - я бы предложила разведку, но лучше перед регистрацией узнать у мисс Серратос, возьмет ли она такого малолетнего птенца под крыло и делать окончательный выбор, исходя из способности и навыков.

» способность: Сверхловкость, создание порталов, кинетическая конверсия, адреналиновая вспышка, звуковые волны - что останется свободно к вашему приходу. Или что-то совершенно другое, но потенциально опасное, но с чем Джейк для своего возраста справляется на «ура» и может быть полезен штабу. Если что, помогу определиться » сторона: Ренегаты. » статичное изображение: ссылка.

Почти все, что написано ниже, изменяемо.
Младший сын в большой и некогда дружной семье, родился в Рокфорде (штат Иллинойс), либо переехал туда не позднее 2033-го. Годом позже проявилась способность - Джейку на тот момент было около пятнадцати. Почему дар активизировался именно тогда и при каких обстоятельствах - решать вам, но предположу, что этому предшествовал серьезный стресс (как вариант, стычка с другими щеголятами его возраста). Способность оказалась «проблемной» и опасной (для Джейка или для окружающих, а может и все вместе), обидчикам здорово досталось, но радости это Хендерсону не прибавило - контролировать способность у него не получалось, и в ожидании визита сотрудника департамента Джейк едва на стенку не полез (а добирался добрый дядя-проверяющий как назло долго и явился лишь на следующий день).
Представитель департамента настоятельно посоветовал родителям положить Джейка в лечебницу для носителей (для пущей убедительности можно случайно разнести отчий дом), где ему бы помогли взять своенравную способность под контроль, и парнишка был вынужден согласиться - мучиться от непрекращающихся головных болей и упадка сил ему совершенно не хотелось.
Там Джейк попал под опеку к Эвелин - тогда еще совсем зеленому специалисту, незадолго до этого переведенного из школы для носителей в спартанские условия лечебницы. Хендерсон стал ее первым пациентом, во время работы с которым она не только прошла боевое врачебное крещение, но и отлично поладила с ним. В конце концов, лечение Джейка продлилось всего каких-то полтора месяца - впечатляюще короткий срок, по истечению которого он прекрасно владел способностью и даже смог довольно внушительно развить ее, руководствуясь наставлениями Эвы.
После окончания лечения они поддерживали контакт - он просил у нее советы по поводу развития дара, а Эва интересовалась его успехами. Когда начались народные волнения, и Иллинойс захлестнула война бунтов и мятежей, Джейк, в отличие от многих своих воинственных ровесников, старался не ввязываться в неприятности, и вместо того, чтобы рисковать головой в уличных потасовках между местными группками ренегатов и вигилантов, подался в медицинский центр, где когда-то был пациентом. На тот момент учреждение стало скорее пунктом оказания первой медицинской помощи по инициативе бескорыстных врачей, в числе которых была и Эва. Чем там мог быть полезен Джейк, будет зависеть от вашего выбора способности (либо, возможно, он планировал в будущем стать врачом и на тот момент неплохо в этом смыслил).
Семья такой выбор сына не одобрила, небезосновательно полагая, что, помогая обеим сторонам, он навлечет на себя двойные неприятности. А возможно, что на отношение родителей и братьев/сестер к этому повлияло и то, что они с самого начала относили себя к вигилантам, и Джейк, симпатизировавший ренегатам, был среди них белой вороной.
Хендерсоны погибли в ходе одного из вооруженных столкновений ренегатов и вигилантов. Либо они могли остаться в живых, но их существование не встало на пути Джейка к решению присоединиться к ренегатам и покинуть родной город. А через несколько дней Иллинойс был уничтожен.

У них дружеско-наставнические отношения - Эва учит его всему, что знает. В плане взглядов на войну их мнения полностью совпадают - им с самого начала была близка позиция ренегатов, но, будучи пацифистами, они старались помогать всем нуждающимся, вне зависимости от эмблем, нашитых на рукавах пострадавших. Эва относится к Джейку как к младшему брату - собственно, вместе с ней он и присоединился к ренегатам, когда стало ясно, что их методы «помогай всем» не работают.

Я не обещаю вам совместную игру (поверьте, вы сами не захотите играть с таким тормозом ), но возьму над вами внеигровое шефство и помогу «собрать» персонажа — не стесняйтесь заваливать меня вопросами, вместе все обсудим и придумаем, где Джейк будет нужнее

[ п р и м е р    п о с т а ]

Ренегаты поверили ей. Поверили, что она действительно случайно отбилась от своей группы и не успела к эвакуационному порталу к назначенному времени. Что ночью спряталась в одном из заброшенных домов, а после - добралась до Висконсина на транспорте, который все еще изредка курсировал между штатами. Эва понимала, что если задуматься, то в ее истории куча дыр и несостыковок, но сделала все, чтобы ее слова звучали как можно более убедительно, и изо всех сил блокировала то и дело лезущие в голову мысли о Майке и том, что на самом деле случилось с ней за те дни, пока она находилась не в штабе.
Ее не стали допрашивать, только временно отстранили от заданий в поле - вышестоящие посчитали, что у нее нездоровая тяга попадать в неприятности, а им такие кадры в подчинении не нужны. Эву определили обратно в лазарет, что ее вполне устроило - не то чтобы она планировала оставаться там на постоянной основе, но помня просьбу Майка держаться подальше от опасности, посчитала, что сейчас это не такой уж и плохой вариант. На самом деле, она бы не протестовала, даже если бы ее в качестве наказания отправили на раздачу еды в столовую - что угодно, лишь бы эти шесть дней пролетели быстрее.
Первого июня Эвелин взяла выходной - сказала, что прогуляется в город. Она и в самом деле изредка наведывалась туда, чтобы отдохнуть от штаба и не сойти с ума под землей, только в этот раз Эва отправилась не в том направлении - воспользовавшись помощью друга-телепорта, она переместилась в Вудсток. Опасаясь возможной слежки и понадеявшись на свою память, Эва выбрала пунктом назначения местечко в нескольких километрах от их с Майком убежища, чтобы остаток пути проделать самостоятельно и под покровом невидимости, но по дороге предсказуемо заблудилась и в конечном счете добралась до квартиры на полчаса позже запланированного.
А все, что происходило после этого, походило на один бесконечный кошмар.
Майка в доме не было. И никакого обещанного послания на зеркале тоже. Ни намека на то, что Майк вообще бывал здесь после их ухода.
Первый час она еще держала себя в руках - всякое бывает, может быть и Майк по каким-то причинам задержался в пути (хотя, казалось бы, что может задержать самого быстрого человека на Земле?). Но Майк не стал бы заставлять ее переживать, не будь на то серьезной причины. И чем дольше она ждала, тем больше неутешительных догадок генерировало ее сознание. Догадок, о которых даже думать страшно.
Когда четыре положенных часа истекли и пришло время выдвигаться обратно, Эва, с трудом унимая дрожь в руках, оставила в ванной послание, как они и договаривались.

«Завтра в то же время?»
И улыбающегося человечка в конце, чтобы Майк знал - что бы сегодня его ни задержало, она на него не сердится. Все, чего она хотела - это увидеть его и убедиться, что с ним все хорошо.
Но и на следующий день он не появился. Скрывать то, что творилось у нее на душе, становилось все сложнее - в тот же вечер ее группа, от деятельности которой Эву отстранили, доставила в медицинский блок раненого ренегата - сейсмический толчок, вызванный носителем со стороны противников, стал причиной обрушения здания, и упавшая бетонная плита отсекла несчастному обе ноги. Темноволосый, среднего роста и примерно того же возраста, что и Майк - он даже не кричал от боли, только смотрел в потолок пустым взглядом, пока врачи пытались остановить кровотечение и перевязать обрубки, и как Эва ни старалась, она не могла перестать представлять вместо его лица родные черты того, кто был ей дороже всего и о чьей судьбе ей ничего не было известно вот уже восемь дней. Выжил ли тот ренегат, Эва так и не узнала - ее, заплаканную и потерявшую самообладание, вывели из лазарета и намекнули на то, что ей стоит сходить к штабному психологу. Вероятно, коллеги посчитали, что, взявшись за полевую работу и насмотревшись на страшные увечья, Эвелин сломалась под грузом стресса. Это ей было на руку. Лучше пусть думают, что она не годится для работы, чем узнают правду.
В ту ночь она не спала - мозг отчаянно нуждался в отдыхе, но сны, наполненные худшими плодами воображения, уж точно не могли обеспечить ей покой. Эва боялась засыпать.
Она не знала, сколько еще дней у нее получится ускользать из штаба, не вызывая подозрений, но ей было все равно - Эвелин упрямо вернулась в Вудсток и на третий день. Ничего нового: квартира пуста, вестей от Майка нет. Она чувствовала, как каждая минута, проведенная здесь без него, превращает ее в бледную призрачную тень самой себя, но возвращаться сюда - единственное, что ей оставалось.
В штаб она вернулась ближе к вечеру и собиралась вывести Дага на свежий воздух, но увидев, как тот радостно резвится с местной детворой, решила ненадолго отложить прогулку. Ноги сами понесли ее на территорию Службы Безопасности - Эва словно подсознательно ощущала, что только один человек в каком-то смысле может сейчас ее понять, хоть она и не рассказывала ему о них с Майком. Каково же было ее удивление, когда Райли встретил ее круглыми как блюдца глазами и огорошил новостью, которая вызывала в ней одновременно два диаметрально противоположных чувства.
Майк жив. И он даже ближе, чем она когда-либо могла надеяться.
Он в плену.
Из центра Службы Безопасности Эва бежала едва ли не на сверхскорости. Ничего толком не объяснив, она выбила из Райли координаты побочного штаба, в котором держали Майка, и уже спустя несколько минут оказалась там. О том, что этим она выдаст себя с потрохами, Эвелин думала в последнюю очередь. Да пусть хоть посадят ее в камеру за предательство - если она будет находиться по соседству с клеткой Майка, ее это более чем устроит.
Но ее не посадили. Даже не упрекнули толком. Возможно, дело было в том, что для дознавателя, допрашивавшего его, Эва была не чужим человеком, или же Майк сумел убедить Гейб в том, что Эвелин не выдавала ему никакой тайной информации - как бы там ни было на самом деле, в подробности допроса ее не посвящали. А она пообещала, что расскажет все, как было. Но после того, как ей позволят увидеть его.
Его посадили в клетку, как какого-то дикого зверя, а на ногу прицепили браслет, блокирующий способность и не позволяющий излечиться естественным для Майка путем. А выглядел он так, что она невольно зажала рот рукой и беззвучно расплакалась. Горло предательски свело, глаза застилали слезы, и первое время Эва лишь молча кивала в ответ на его слова, цепляясь за решетку обеими руками, беря его ладони в свои и слушая голос, который она боялась больше никогда не услышать.
Она бы еще долго могла стоять бы там, пытаясь унять то, что копилось в ней последние три дня и что она до последнего старалась скрыть от окружающих за непринужденной улыбкой, если бы ее не отвлекли приближающиеся шаги. То был совсем еще зеленый медбрат лет двадцати с медицинской тележкой и в сопровождении одного из надзирателей.
- Я сама, - не терпящим возражений голосом сказала Эва парнишке - не доверит она Майка санитару-второкурснику. Вообще никому не доверит. После того, что случилось и в каком состоянии он стоял перед ней сейчас - уж точно нет.
Парень неуверенно взглянул на тюремщика и тот, подумав несколько секунд, коротко кивнул. Когда Эва оказалась в камере, медик уже удалился, и в помещении остались лишь трое. Надзиратель любезно отошел в сторону - со своего места он вряд ли мог слышать их разговор, но зато прекрасно видел.
Оказавшись к Майку гораздо ближе, Эва коснулась его щеки и почувствовала, как медленно успокаивается. Она вылечит, выходит его и позаботится о нем. Главное, что он жив, а все остальное было переменными, которые они в силах изменить.
Так она думала. Но, осторожно стянув с него футболку, Эвелин вновь невольно задрожала, с трудом удерживая себя в руках. Синяки и гематомы, они покрывали тело Майка, словно боевой раскрас, перекочевавший в реальность прямиком из ее кошмаров.
- Это они сделали? - тихо, чтобы не услышал охранник, но отчетливо произнесла Эвелин, рассматривая багровые участки кожи в районе ребер и чувствуя, как мгновенно закипает от гнева. Определенно, над ним постарались чьи-то кулаки - у Эвы уже было достаточно опыта, чтобы отличить гематомы от ударов и случайных ушибов. Посадив его на кровать, она достала из контейнера пакет со льдом, приложила его к побагровевшему участку и дала ему обезболивающие - сейчас, когда он лишен способности к ускоренному заживлению, приходилось довольствоваться ими.
Никогда еще Эвелин не корпела над ссадинами и порезами так, как сейчас, заботливо протирая запекшуюся на его лице кровь и стараясь причинить как можно меньше боли - Майк и без того столько раз проходил как через физическую, так и душевную боль, несправедливо выпавшие на его долю, что Эва, несмотря на его принадлежность к боевому отряду, относилась к нему так, словно он был сделан из хрусталя, и старалась защитить его от всего, что может его ранить. Даже в таких мелочах, как обработка ссадин.
Когда с этим было покончено, она нашла в ящике хирургическую нить - не хотелось мучить его еще и втыканием иголки в кожу, но несколько порезов на лице требовали наложения швов. Правда, взяв в руки иглу и посмотрев на него, Эва на секунду остановилась и, потянувшись вперед, поцеловала его в неповрежденный уголок рта. Отголоски боли последних дней снова кольнули по сердцу, напоминая о том, как она была близка к тому, чтобы потерять Майка, но теперь, касаясь его губ и держа его за руку, противостоять этим чувствам было гораздо легче.
- Мисс, - охранник, наблюдавший за ними, кашлянул и жестом попросил отодвинуться в сторону. Эвелин покорно кивнула и отстранилась от Майка - она планировала по возможности не портить отношения с местными тюремщиками, ведь неизвестно, сколько еще им с Майком придется здесь находиться.
- Почему ты не пришел? - наконец спросила Эвелин, но в этом вопросе не было ни тени обиды и упрека. - Что случилось? - улучив момент, когда охранник отвлекся, она дотронулась до щеки Майка. Часы, проведенные в Вудстоке в одиночестве, постепенно начинали забываться, и все, что произошло с ней за последнюю неделю, больше не имело никакого значения.

   
AXEL LEHMANN, 31 » GERMANY » JAMES McAVOY
С  О  З  Д  А  Н  И  Е      С  В  О  И  Х      К  О  П  И  Й

- Ну, и кто ты после этого? - Красавчик. Еще немного молодец. Но... да, красавчик. . . . Звезда мотокросса и экстремальных шоу. Аксель с детства проявлял неудержимую тягу ко всему опасному и рисковому - оттуда пошли все его ушибы, синяки, переломы и шрамы. Как только раны затягивались, мальчик вскакивал на велосипед, а чуть позже и на мотоцикл, и бросался навстречу приключениям. Проверку прошел вместе со всеми, но способность проявила себя лишь в 20 лет. До этого момента Леманн, пребывая в состоянии пассивного ожидания, развивался на поприще мотокроссов, участвовал в представлениях, загородных гонках и время от времени подрабатывал каскадером (как на разных шоу, так и в кино). Аксель - человек, в чьих венах, как он сам признается, течет «еп-твою-мать». Покоренный риском и насквозь пропитанный свободой, Леманн частенько любил нарушать правила, но никогда не переходил черту (большинство его проступков касались проезда на красный свет и превышения лимита скорости). Главной его опорой долгое время являлся старший брат. Именно он привел Акселя в мир мотокросса, но также попытался со временем затащить и в преступную группировку экстремалов, любящих грабить мирных граждан и скрываться с места преступления на мотоциклах. Поддался на уговоры всего однажды - участвовал в прикрытии, но не вовремя съехал с трассы и едва не улетел на мотоцикле в обрыв. Ему бы сорваться в пропасть и погибнуть в расцвете сил - но в последний момент, в конце падения по склону к обрыву, кто-то умудрился схватить его за руку. Когда Аксель поднял голову, он увидел, что смотрит на свою точную копию. После этого поругался с братом, тот пропал с радаров, а Леманн вернулся к участию в шоу и вскоре вышел на международный уровень. Особый успех ему принесли программы, в которых Аксель задействовал своих двойников. С отрядом E.C.H.O. пересекся в начале 2029 года, когда умудрился оказаться в эпицентре сражения и не только спас одного из членов группы, вовремя добравшись до «эковца» на мотоцикле, но и при помощи способности помог вывести из опасной зоны мирных граждан. Первоначально отклонил предложение о сотрудничестве, назвав их «ряжеными клоунами». В это же время объявляется его брат с предложением о крупном деле, которое пересекалось с работой E.C.H.O. Когда перед Акселем встал выбор - помочь отряду или пойти против родного человека, - он наступил себе на горло и сдал своего брата, в результате чего оказались спасены еще 17 человек. Брата посадили, но он умудрился напоследок пообещать младшему, что тот обязательно заплатит за свое предательство. Аксель - язвительный, порой бесшабашный, часто несерьезный, но до безумия смелый - настоящий сорвиголова. Зная цену риска, всегда готов пойти на невероятные вещи, цена за которые может оказаться слишком велика. Чаще всего на место его ставит именно Норман, перечить которому - себе дороже.

эпизоды // смешанный мастеринг // 2037 год // висконсин - мичиган // экшн, 18+

...........................................................................
С   П   О   С   О   Б   Н   О   С   Т   И   ,         А   В   Т   О   Р   С   К   И   Й         М   И   Р